Научные статьи

В рамках современной анатомической терминологии мы обнаружили около 150 пар названий разнообразных структур, представленных латинским термином и его русским эквивалентом, которые в той или иной мере отличаются несоответствием в структурном или семантическом отношении. Целью исследования является анализ структурного и семантического аспектов эквивалентных латинско-русских пар терминов, обнаружение возможных схем влияния семантического наполнения терминов на их грамматическую структуру, выявление случаев потери смысла при различных способах номинации одних и тех же анатомических структур на латинском и русском языках.

Целесообразно разделить все обнаруженные эквивалентные пары на несколько групп. Критерием для градации стало наличие структурных различий, семантическое несоответствие и наличие одновременно структурно-морфологических и семантических отклонений внутри латинско-русских пар терминов. Рассмотрим каждую группу подробно.

В первую группу отнесены двуязычные пары, имеющие структурно-морфологическую неадекватность. Среди составляющих ее компонентов преобладают те, у которых латинский термин представлен одной лексической единицей, а русский эквивалент — словосочетанием: radius ‘лучевая кость’, mesenterium ‘брыжейка тонкой кишки’ и пр. Реже встречается обратный процесс: dens incisivus ‘резец’. Основная масса таких терминов сосредоточена в остеологии, среди названий кишок и зубов.

При номинации остеологических объектов на русском языке обязательным является использование словосочетаний, состоящих из существительного кость и согласованного с ним прилагательного. Последние, как правило, образованы от соответствующего русского существительного, являющегося переводом латинского термина. Это можно проследить на примере следующих названий: radius ‘луч’ > лучевая кость, ulna ‘локоть’ > локтевая кость, humerus ‘плечо’ > плечевая кость.

Однако термин humerus не всегда употребляется в значении ‘плечевая кость’, а иногда приобретает значение ‘плечо’ в более широком смысле ‘подвижное округлое возвышение, соответствующее верхненаружной стороне груди’, т. е. не соотносится с узкоспециальным термином плечевая кость. На это указывает термин articulatio humeri ‘сустав плеча (плечевой сустав)’, где указывается не только принадлежность его к плечевой кости, но и нескольким другим костям, находящимся в определенной близости с ней. Согласно словарю Карузина слово humerus до Цельса использовалось в более широком значении, а после него — в значении ‘плечевая кость’ [5, 116].

Интересующее нас явление несоответствия русских и латинских названий при номинации кишок встречается в 6 терминах: (caecum ‘слепая кишка’, colon ‘ободочная кишка’, duodenum ‘двенадцатиперстная кишка’, ileum ‘подвздошная кишка’, jejunum ‘тощая кишка’, rectum ‘прямая кишка’). У четырех из них прослеживается явный процесс субстантивации прилагательных caecus, duodenus, ieiunus, rectus в формах среднего рода, изначально согласованных с существительным intestinum ‘кишка’. На наличие именно этого слова указывают ныне существующие термины intestinum crassum ‘толстая кишка’ и intestinum tenue ‘тонкая кишка’. Вероятно, причиной отсутствия в анатомических терминах-названиях кишок слова intestinum является тот факт, что все вышеуказанные термины называют отделы толстой и тонкой кишок, и они не имеют аналогии и сходства с какими-либо другими анатомическими структурами человеческого организма.

Среди названий кишок присутствует уникальный термин colon ‘ободочная кишка’, который, в отличие от предыдущих наименований, представляет собой существительное colon, которое Карузин считает калькой греческого слова κῶλον (κόλον) ‘обод колеса’ и указывает на сходство формы и расположения этой кишки с данным объектом действительности [5, 68]. Этот латинский анатомический термин не содержит и никогда не содержал какого-либо дополнительного указания на принадлежность его к кишечнику.

Особый интерес с морфологической точки зрения представляет название ileum ‘подвздошная кишка’. Мы не можем считать данный термин образованным путем субстантивации прилагательного, т. к. в латинском языке не существует прилагательного ileus ‘подвздошный’. В случае возможного использования существующей лексемы ilium (ileum), происходящей от существительного ile ‘брюшная полость, живот, пах’ для номинации этой кишки, могла бы получиться гипотетическая форма *intestinum ilei. Однако это не привело бы к удалению главного слова intestinum из термина, содержащего несогласованное определение. Карузин, однако, указывает на то, что термин ileum (от греч. εἰλεός) использовался Галеном в роли существительного в значении ‘заворот кишок и совокупность симптомов при их непроходимости’. Для названия нижнего отдела тонкой кишки слово ileum встречается у авторов, писавших после Галена [5, 118]. По неизвестной причине клинический термин стал названием отдела кишечника (возможно в связи с обозначением того места, где происходит данный процесс, и переносом значения с процесса на место его прохождения).

Среди названий зубов также представлены пары, обладающие структурно-морфологическими отличиями составляющих компонентов. Латинские термины, называющие зубы, всегда состоят из существительного dens ‘зуб’ и согласованного с ним прилагательного, несущего функциональную или позиционную характеристику этого анатомического объекта. Но, при переходе в русскую терминосистему, мы можем обнаружить параллельно существующие термины с использованием существительного зуб либо без него: dentes incisivi ‘резцы, резцовые зубы’. В современной анатомической терминологии предпочтительным является использование русского эквивалента резцы. Следует отметить, что согласно этимологическому словарю incisivus ‘резцовый’ происходит от глагола incido ‘вырезать, резать’ и заключает в себе функциональную характеристику анатомической структуры, что отражено и в русском эквиваленте резцовый < резать.

Вторая группа исследуемых лексических тандемов была сгруппирована по принципу семантического несоответствия между латинским и русским термином, называющим одну и ту же анатомическую структуру.

Названия зубов представлены термином dentes serotini ‘зубы мудрости’. Семантическое значение прилагательного serotinus ‘запоздалый, запаздывающий’ никак не связано с русским словом мудрость, выступающим в роли соответствия при переводе. Латинский эквивалент указывает на время появления этих зубов по отношению к остальным постоянным зубам, которые формируются у человека в период роста всего организма. В то время как русский вариант может быть связан с тем, что в период роста зубов мудрости человек уже является взрослым и обладает определенным жизненным опытом, который можно считать житейской мудростью.

Семантическое несоответствие также наблюдается при переводе терминов carpus ‘запястье’, metacarpus ‘пясть’. Пясть — это отдел кисти, расположенный между запястьем и пальцами. Запястье находится между ладонью и предплечьем. Латинские эквиваленты представляют собой пару, где metacarpus является производным от carpus с помощью префикса (meta- ‘после, за’ + καρπός ‘кисть руки’). В то время как русский эквивалент термина metacarpus существительное пясть является простым словом, которое стало производящей основой для существительного запястье. Оно образовано с помощью приставки идентичной по значению греческому префиксу.

Пара терминов cilium ‘ресница’, supercilium ‘бровь’ в латинском языке имеют четкую деривационную связь, которая представлена префиксальным образованием supercilium от cilium (приставка super- со значением ‘над’). Русский эквивалент слова supercilium в виде кальки отсутствует (*над ресницами), вместо него используется существительное бровь, не имеющее никаких морфологических и семантических связей с лексемой ресница.

Наиболее многочисленной и разнообразной по составу оказалась третья группа эквивалентных наименований, у которых проявились и семантические и морфологические несоответствия. Рассмотрим тематические группы в порядке убывания количества исследуемых терминов.

Названия волос стали объектом анализа по причине обязательного наличия в их русском названии указания на их местоположение. Всего таких названий 6, среди которых одно представляет собой общий термин pilus ‘волос’. Остальные названия обязательно содержат уточнения о месте расположения волос: tragi ‘волосы уха’, vibrissae ‘волосы ноздрей’, hirci ‘волосы подмышки’, pubes ‘волосы лобка’, capilli ‘волосы головы’. Вышеуказанные лексемы существуют в терминологии достаточно давно. Особый интерес с точки зрения этимологии представляют tragi и hirci, которые происходят от tragus ‘козел’ и hircus ‘козел’ соответственно. Несмотря на их одинаковое значение, в медицинской терминологии существует определенная разница. Волосы уха получили свое название в связи с тем, что словом tragus изначально называли только возвышение на ушной раковине в виде клапана, расположенное впереди отверстия наружного слухового прохода. Иногда у пожилых людей в этом месте виден пучок волос, торчащий из слухового прохода. Таким образом, волосы получили название идентичное названию места, где они расположены. В отличие от tragi, существительное hirci использовали для номинации волос подмышки в связи с тем, что острый запах пота в этом месте напоминает козлиный. Карузин утверждает, что термин hirci мог означать также и волосы уха [5, 115].

Не менее интересен термин capilli ‘волосы головы’, который Карузин считает созданным на основе словосочетания capitis pilus с тем же значением (путем сложения частей основ с удвоением согласного). В классической латыни данный термин обозначал не только волосы головы, но и волосы в других местах организма человека, и даже шерсть животных [4, 119].

Термин pubes ‘лобковые волосы лиц обоего пола’ в анатомической терминологии стал использоваться и в значении ‘лобок, лобковая кость’, что подтверждает тот факт, что анатомическая терминология неохотно включает в себя новые лексемы для обозначения структур, а использует уже известные названия в других ракурсах.

Рассмотрим лексему vibrissae ‘волосы ноздрей’ с этимологической точки зрения. Согласно словарю Карузина она является производной от глагола vibro ‘качаю, дрожу’, vibrisso ‘делаю трели’. Эти волосы так названы, возможно, потому, что при их вырывании вздрагивает голова. Однако существует еще одно предположение, что так изначально называли усы кошки, а позже перенесли это название на человека [5, 237].

Особый интерес для анализа представляют пары fibula ‘малоберцовая кость’ и tibia ‘большеберцовая кость’. В русском варианте оба названия характеризуют кости ног с точки зрения величины и принадлежности к бедру. В латинском же варианте данные названия имеют другую этимологию: tibia ‘дудка, которая изготавливалась из больших берцовых костей крупных домашних животных’, fibula ‘застежка, игла’; по внешнему сходству так были названы соответствующие кости животных, и названия перенесены на кости человека.

Не менее интересен термин talus ‘таранная кость’, который, как и в предыдущем случае, несколько отличается по семантическому составу в двух языках. Согласно словарю Дворецкого talus ‘особый вид игральной кости с четырьмя знаками, на которую по форме похожа одна из костей пятки’ [4, 759]. Русское прилагательное таранный явно происходит от существительного таран в значении ‘орудие для разрушения крепостных стен — бревно с наконечником, укрепленное на подвижной деревянной башне’ [6, 685]. Для названия данной кости в русском и латинском языках использовался принцип сходства по форме с предметом реальной действительности, но предметы при этом использовались разные.

В числе исследуемых названий рассмотрим также термин os sacrum ‘крестец’, в связи с отсутствием в русском варианте слова кость и некоторыми отличиями в семантике латинского и русского названия. В анатомической терминологии для обозначения данной структуры существует дублирующее название vertebrae sacrales ‘крестцовые позвонки’, которое содержит однокоренное с sacer прилагательное sacralis с идентичным значением ‘святой, священный’. Это название является прямым переводом греческого термина ἱερόν ὀστοῦν. Русское слово крестец имеет деривационные связи с существительным крест и является его суффиксальным производным. Название крестца связано с тем, что он своими пятью сросшимися позвонками похож на маленький крест [7, 155].

Названия больших и малых коренных зубов — dentes molares и dentes premolares на русский язык обычно переводятся моляры и премоляры без участия слова зубы. Эти названия образовались путем транслитерации соответствующих латинских прилагательных. Однако данные зубы часто называют большие коренные зубы и малые коренные зубы, что семантически никак не связано со значением слова molaris в латинском языке: оно является производным от глагола molo ‘молоть, перемалывать’ и может использоваться в значении ‘мельничный’ в словосочетании lapis molaris ‘мельничный жернов’. Латинское прилагательное явно указывает на функцию данных зубов в процессе употребления пищи — пережевывание и максимальное измельчение перед проглатыванием. Русское же название указывает, прежде всего, на наличие корня у зуба (у всех зубов есть корни, но только эти характеризуются по такому признаку) и размер (большой — малый). В латинском эквиваленте отсутствует указание на величину зубов, вместо этого префиксальным способом, путем добавления приставки pre- со значением ‘перед, до’, достигается пространственная характеристика местоположения зубов (premolaris ‘находящийся перед моляром в зубной дуге’).

Примечательно то, что и названия челюстей в русском и латинском языках существенно не совпадают по семантическим параметрам. В русском варианте названия челюстей различаются указаниями о расположении: верхняя и нижняя. В то же время в латинских эквивалентах в роли деривационных основ выступают разные слова: mandibula ‘нижняя челюсть’ происходит от глагола mando ‘жевать’; maxilla ‘верхняя челюсть’ является уменьшительным от mala ‘челюсть, щека’ [4, 467].

Рассмотрим термин platysma ‘подкожная мышца шеи’. Эта мышца является тонкой и широкой и находится в области шеи, но в латинском слове четко прослеживается этимологическая связь с греческим прилагательным πλατύς ‘плоский’ без всякого рода указаний на локализацию данной анатомической структуры. В то время как русский эквивалент дает более полное описание месторасположения объекта.

Приступая к характеристике лексического состава анатомической терминологии необходимо учитывать тот факт, что она формировалась в течение длительного временного периода, что, в совокупности с существованием терминологии в билингвистическом измерении, оказало огромное влияние на морфологические и семантические особенности составляющих ее терминов. Последствием этого, несомненно, стало наличие неоднородных наименований в рамках одной тематической группы (названия зубов, кишок и пр.) как внутри латинской терминосистемы так и в русском ее эквиваленте. Но не только это стало подоплекой возникновения полных или частичных несоответствий семантического и структурно-морфологического характера внутри латинско-русских пар эквивалентных анатомических обозначений. В первую очередь несоответствия связаны с лексико-грамматической структурой каждого языка, ибо большинство терминов ведет свое происхождение от общеупотребительного языка и его законы продолжают действовать и в случае перехода лексических единиц в какую-либо профессиональную систему терминов.

Мы установили, что структурно-морфологические отличия встречаются у большего числа пар, в то время как семантическое несоответствие затрагивает те термины, которые в общеупотребительном языке существуют достаточно давно, чтобы не быть замененными новыми лексико-грамматическими структурами, созданными с помощью калькирования или транслитерации. Это термины ресница, челюсть, бровь и пр. Однако зафиксированы случаи, когда производные от латинских наименований таких терминов переводятся путем транслитерации: manus ‘рука’, но manualis ‘мануальный’. Семантические отличия также могут быть связаны с принципом, послужившим основой для номинации в разных языках: некоторые наименования волос в латинской анатомической терминологии получили свои названия из-за сходства с качествами животных (tragi, hirci), в то время как русские эквиваленты дают четкие указания о месторасположении волос на теле человека (волосы подмышки, волосы уха).

В процессе анализа найденных терминологических единиц мы снова находим подтверждение тому, что анатомическая терминология (латинская и русская) в процессе своего развития стремится к упрощению за счет усечения термина путем изъятия из него слов, не обладающих смыслоразличительной функцией: duodenum вместо intestinum duodenum, резец вместо резцовый зуб. Это не противоречит основной задаче анатомической терминологии (номинация и дифференциация), поскольку упрощение касается только терминов, которые не требуют дополнительных средств для дифференциации одних анатомических объектов от других по причине отсутствия схожих структур в разных частях организма.

Литература

1. Walde, A. Lateinisches etymologisches Wörterbuch / A. Walde. — Heidelberg, 1938 — 1954.

2. Арнаудов, Г. Медицинская терминология / Г. Арнаудов. — София: Медицина и физкультура, 1979. — 1032 с.

3. Дворецкий, И. Х. Древнегреческо-русский словарь / И. Х. Дворецкий. — Т. 1 — 2. — Москва, 1958.

4. Дворецкий, И. Х. Латинско-русский словарь / И. Х. Дворецкий. — Москва: Русский язык, 2000. — 846 с.

5. Карузин, П. И. Словарь анатомических терминов / П. И. Карузин. — Москва-Ленинград, 1928. — 293 с.

6. Ожегов, С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов. — Москва: Русский язык, 1985. — 797 с.

7. Шанский, Н. М. Этимологический словарь русского языка / Н. М. Шанский, Т. А. Боброва. — Москва: Прозерпина, 1994. — 400 с.

8. Фениш, Х. Карманный атлас анатомии человека на основе Международной номенклатуры / Х. Фениш, при участии В. Даубера / пер. с англ. С. Л. Кабак, В. В. Руденок / пер. под. ред. С. Д. Денисова. — Минск: Выш. шк., 1996. — 464 с.

Скачать статью (rar)Скачать статью (pdf)

Сведения об авторе (2009 г.): Мокрицкая Татьяна Петровна — преподаватель кафедры латинского языка и медицинской терминологии Белорусского государственного медицинского университета (Минск).

Выходные данные: Филологические штудии = Studia philologica : сб. науч. ст. / под ред. Г. И. Шевченко, К. А. Тананушко ; редкол.: А. В. Гарник [и  др.]. — Вып. 7. — Минск, 2009. — С. 41–48.

ISBN 978-985-518-201-7.